Неточные совпадения
Идут под небо самое
Поповы терема,
Гудит попова вотчина —
Колокола горластые —
На целый божий мир.
В вечернем воздухе,
Как
колокол серебряный,
Гудел громовый бас…
Не успели пушкари опамятоваться от этого зрелища, как их ужаснуло новое;
загудели на соборной колокольне
колокола, и вдруг самый большой из них грохнулся вниз.
Хотя оно было еще не близко, но воздух в городе заколебался,
колокола сами собой
загудели, деревья взъерошились, животные обезумели и метались по полю, не находя дороги в город.
Но уже утром он понял, что это не так. За окном великолепно сияло солнце, празднично
гудели колокола, но — все это было скучно, потому что «мальчик» существовал. Это ощущалось совершенно ясно. С поражающей силой, резко освещенная солнцем, на подоконнике сидела Лидия Варавка, а он, стоя на коленях пред нею, целовал ее ноги. Какое строгое лицо было у нее тогда и как удивительно светились ее глаза! Моментами она умеет быть неотразимо красивой. Оскорбительно думать, что Диомидов…
Всюду ослепительно сверкали огни иллюминаций, внушительно
гудел колокол Ивана Великого, и радостный звон всех церквей города не мог заглушить его торжественный голос.
Над Москвой хвастливо сияло весеннее утро; по неровному булыжнику цокали подковы, грохотали телеги; в теплом, светло-голубом воздухе празднично
гудела медь
колоколов; по истоптанным панелям нешироких, кривых улиц бойко шагали легкие люди; походка их была размашиста, топот ног звучал отчетливо, они не шаркали подошвами, как петербуржцы. Вообще здесь шума было больше, чем в Петербурге, и шум был другого тона, не такой сыроватый и осторожный, как там.
Был слышен колокольный звон, особенно внушительно
гудел колокол собора в кремле, и вместе с медным гулом возрастал, быстро накатываясь все ближе, другой, рычащий.
Бесконечно долго тянулась эта опустошенная, немая ночь, потом
загудел благовест к ранней обедне, — медь
колоколов пела так громко, что стекла окон отзывались ноющим звуком, звук этот напоминал начало зубной боли.
Качаясь, точно язык в
колоколе, он заревел,
загудел...
Огромный, пестрый город
гудел, ревел, непрерывно звонили сотни
колоколов, сухо и дробно стучали колеса экипажей по шишковатым мостовым, все звуки сливались в один, органный, мощный.
В небе басовито и непрерывно
гудела медь
колоколов, заглушая пение многочисленного хора певчих.
Перед вокзалом стояла
густая толпа людей с обнаженными головами, на пестром фоне ее красовались золотые статуи духовенства, а впереди их, с посохом в руке, большой златоглавый архиерей, похожий на
колокол.
Это было под праздник, и
загудел колокол ко всенощной.
Я послушно спустился за мамой; мы вышли на крыльцо. Я знал, что они все там смотрят теперь из окошка. Мама повернулась к церкви и три раза глубоко на нее перекрестилась, губы ее вздрагивали,
густой колокол звучно и мерно
гудел с колокольни. Она повернулась ко мне и — не выдержала, положила мне обе руки на голову и заплакала над моей головой.
Чем больше засыпало нас снегом, тем теплее становилось в нашем импровизированном шалаше. Капанье сверху прекратилось. Снаружи доносилось завывание ветра. Точно где-то
гудели гудки, звонили в
колокола и отпевали покойников. Потом мне стали грезиться какие-то пляски, куда-то я медленно падал, все ниже и ниже, и наконец погрузился в долгий и глубокий сон… Так, вероятно, мы проспали 12 часов.
Каждое слово об этом времени тяжело потрясает душу, сжимает ее, как редкие и
густые звуки погребального
колокола, и между тем я хочу говорить об нем — не для того, чтоб от него отделаться, от моего прошедшего, чтоб покончить с ним, — нет, я им не поступлюсь ни за что на свете: у меня нет ничего, кроме его.
Потом в окно робко и тихонько, но всё ласковее с каждым днем стала заглядывать пугливая весна лучистым глазом мартовского солнца, на крыше и на чердаке запели, заорали кошки, весенний шорох проникал сквозь стены — ломались хрустальные сосульки, съезжал с конька крыши подтаявший снег, а звон
колоколов стал
гуще, чем зимою.
Старая церковка принаряжалась к своему празднику первою зеленью и первыми весенними цветами, над городом стоял радостный звон
колокола, грохотали «брички» панов, и богомольцы располагались
густыми толпами по улицам, на площадях и даже далеко в поле.
Они встретились на паперти; она приветствовала его с веселой и ласковой важностью. Солнце ярко освещало молодую траву на церковном дворе, пестрые платья и платки женщин;
колокола соседних церквей
гудели в вышине; воробьи чирикали по заборам. Лаврецкий стоял с непокрытой головой и улыбался; легкий ветерок вздымал его волосы и концы лент Лизиной шляпы. Он посадил Лизу и бывшую с ней Леночку в карету, роздал все свои деньги нищим и тихонько побрел домой.
Ровно в девять часов на церкви
загудел большой
колокол, и народ толпами повалил на площадь.
Колокол все
гудел, народ прибывал, и на площади становилось тесно.
Кузьмич торжествовал, когда вместо крепостного
колокола весело
загудел его свисток.
Трапезник Павел, худой черноволосый туляк, завидев выезжавший из господского дома экипаж, ударил во вся, — он звонил отлично, с замиравшими переходами, когда
колокола чуть
гудели, и громкими трелями, от которых дрожала, как живая, вся деревянная колокольня.
На фабрике работа шла своим чередом. Попрежнему дымились трубы, попрежнему доменная печь выкидывала по ночам огненные снопы и тучи искр, по-прежнему на плотине в караулке сидел старый коморник Слепень и отдавал часы. Впрочем, он теперь не звонил в свой
колокол на поденщину или с поденщины, а за него четыре раза в день
гудел свисток паровой машины.
То по кремлевским стенам гуляли молодцы Стеньки Разина, то в огне стонали какие-то слабые голоса,
гудел царь-колокол, стреляла царь-пушка, где-то пели по-французски «Марсельезу».
В ночь с субботы на воскресенье в доме Крестовниковых спать, разумеется, никто не ложился, и, как только
загудел соборный
колокол, все сейчас же пошли в церковь.
Раздался
густой звук
колокола, призывавшего к вечерне. Она вздрогнула, старушка перекрестилась.
Точно в ответ на эти слова на пяти заводских церквах
загудели все
колокола, и Родион Антоныч торопливо начал креститься.
Когда он вошел в церковь, читали Евангелие и
загудели колокола.
Иоанн в черном стихаре, из-под которого сверкала кольчуга, стоял с дрожащим посохом в руке, вперив грозные очи в раненого разбойника. Испуганные слуги держали зажженные свечи. Сквозь разбитое окно виден был пожар. Слобода приходила в движение, вдали
гудел набатный
колокол.
Похоронно
гудят колокола церквей, — этот унылый звон всегда в памяти уха. Кажется, что он плавает в воздухе над базаром непрерывно, с утра до ночи, он прослаивает все мысли, чувства, ложится пригнетающим медным осадком поверх всех впечатлений.
Потом все они сели пить чай, разговаривали спокойно, но тихонько и осторожно. И на улице стало тихо,
колокол уже не
гудел. Два дня они таинственно шептались, ходили куда-то, к ним тоже являлись гости и что-то подробно рассказывали. Я очень старался понять — что случилось? Но хозяева прятали газету от меня, а когда я спросил Сидора — за что убили царя, он тихонько ответил...
Вдруг его тяжко толкнуло в грудь и голову тёмное воспоминание. Несколько лет назад, вечером, в понедельник, день будний, на колокольнях города вдруг
загудели большие
колокола. В монастыре
колокол кричал торопливо, точно кликуша, и казалось, что бьют набат, а у Николы звонарь бил неровно: то с большою силою, то едва касаясь языком меди; медь всхлипывала, кричала.
Кроткий весенний день таял в бледном небе, тихо качался прошлогодний жухлый бурьян, с поля гнали стадо, сонно и сыто мычали коровы. Недавно оттаявшая земля дышала сыростью, обещая
густые травы и много цветов. Бил бондарь, скучно звонили к вечерней великопостной службе в маленький, неубедительный, но крикливый
колокол. В монастырском саду копали гряды, был слышен молодой смех и говор огородниц; трещали воробьи, пел жаворонок, а от холмов за городом поднимался лёгкий голубой парок.
Когда он подходил к гостинице,
густой протяжный звук
колокола раздался из подгороднего монастыря; в этом звоне напомнилось Владимиру что-то давно прошедшее, он пошел было на звон, но вдруг улыбнулся, покачал головой и скорыми шагами отправился домой.
По заливу ходят стада белых волн, сквозь их певучий плеск издали доносятся смягченные вздохи взрывов ракет; всё еще
гудит орган и смеются дети, но — вот неожиданно и торжественно
колокол башенных часов бьет четыре и двенадцать раз.
Светает, в церквах веселый звон,
колокола, торопливо захлебываясь, оповещают, что воскрес Христос, бог весны; на площади музыканты сдвинулись в тесное кольцо — грянула музыка, и, притопывая в такт ей, многие пошли к церквам, там тоже — органы
гудят славу и под куполом летают множество птиц, принесенных людьми, чтобы выпустить их в ту минуту, когда
густые голоса органа воспоют славу воскресшему богу весны.
За окном раздался могучий удар
колокола;
густой звук мягко, но сильно коснулся стёкол окна, и они чуть слышно дрогнули… Илья перекрестился, вспомнил, что давно уже не бывал в церкви, и обрадовался возможности уйти из дома…
Где-то вдали
густой звук
колокола упал в тишину утра. Игнат с сыном трижды перекрестились…
В воздухе плавали
густые звуки
колокола, мягкие и тёплые. Тяжёлая туча накрыла город плотным тёмным пологом. Задумчивое пение меди, не поднимаясь вверх, печально влачилось над крышами домов.
За ним, подпрыгивая и вертя шеями, катились по мостовой какие-то тёмные и серые растрёпанные люди, они поднимали головы и руки кверху, глядя в окна домов, наскакивали на тротуары, сбивали шапки с прохожих, снова подбегали к Мельникову и кричали, свистели, хватались друг за друга, свиваясь в кучу, а Мельников, размахивая флагом, охал и
гудел, точно большой
колокол.
Нет,
колокола радостно
гудели, и Белоус был встречен честь честью, как воевода.
Все мужики, этак лет за сорок, так сразу и отскочили, а остальные не удержали
колокола, и он
загудел опять книзу.
Сизо-синяя туча, покрыв половину неба, неподвижно висела над монастырём, от неё всё кругом придавлено
густой, сыровато душной скукой, медный крик
колоколов был бессилен поколебать её.
Монастырь, спрятанный на невысоком пригорке, среди частокола бронзовых сосен, под
густыми кронами их, встретил Артамонова будничным звоном жиденьких
колоколов, они звали к вечерней службе. Привратник, прямой и длинный, как шест, с маленькой, ненужной, детской головкой, в скуфейке, выгоревшей, измятой, отворив ворота, пробормотал, заикаясь, захлёбываясь...
Молот сначала тупо звякает, как будто падает в вязкую массу, а потом бьет звонче и звонче, и, наконец, как
колокол,
гудит огромный котел.
Плотно легла на землю ночь и спит, свежая,
густая, как масло. В небе ни звёзд, ни луны, и ни одного огня вокруг, но тепло и светло мне.
Гудят в моей памяти тяжёлые слова провожатого, и похож он на
колокол, который долго в земле лежал, весь покрыт ею, изъеден ржавчиной, и хотя глухо звонит, а по-новому.
Накрапывал дождь.
Густая, душная тьма покрывала фигуры людей, валявшиеся на земле, скомканные сном или опьянением. Полоса света, исходившая из ночлежки, побледнев, задрожала и вдруг исчезла. Очевидно, лампу задул ветер или в ней догорел керосин. Падая на железную крышу ночлежки, капли дождя стучали робко и нерешительно. С горы из города неслись унылые, редкие удары в
колокол — сторожили церковь.
Но его тотчас же сбило со скамейки. Он упал грудью на уключину и судорожно вцепился обеими руками в борт. Огромная тяжелая волна обдала его с ног до головы. Почему-то ему послышался в реве водопада
густой, частый звон
колокола. Какая-то чудовищная сила оторвала его от лодки, подняла высоко и швырнула в бездну головой вниз. «А Друг-то, пожалуй, один не найдет дорогу домой», — мелькнуло вдруг в голове фельдшера. И потом ничего не стало.